Одним из грандиозных событий XVIII века, потрясших Россию, стала Крестьянская война под руководством Емельяна Ивановича Пугачёва. После поражения под Казанью, он перешел на правый берег Волги, овладел Пензой, и стал очевидным дальнейший маршрут движения повстанческой армии в низовые города России. Из документов той эпохи видно, что саратовские крестьяне ждали Пугачева, видя в нем «царя-батюшку», пришедшего освободить их от крепостного права. Сенатский курьер Полубояринов доносил в Петербург, что повсюду от Саратова до Пензы все государственные и помещичьи крестьяне «говорят о находящемся под Оренбургом злодее, признавая его за царя Петра III, заявляя, что от него имеют уверение, что будут вольны и независимы ни от кого». 5 августа 1774 года Пугачев прибыл в Петровск. Горожане во главе со священниками устроили ему торжественный прием как «анпиратору» Петру III. Пугачев назначил воеводой молодого человека, дворянина (!), прапорщика Ивана Гавриловича Юматова. Дело скандальное, получившее широкую огласку: утверждают, будто Юматов стал прообразом Гринева в «Капитанской дочке» Пушкина.

Вот что говорится о «петровском эпизоде» в следственном деле Е.И. Пугачева, по материалам его допроса:

От Пензы) пошол в Петровск и, не доходя до города, послал Чюмакова (подвижника) и несколько казаков в город с своим злодейским манифестом. А как после ево подошел к городу, то встретили ево поп с крестом, а жители – с хлебом и солью. По приходе в город нашол он только четыре человека вол[ж]ских казаков, також воеводу и порутчика (Юматова), ис коих воеводу за то, что жители жаловались ему, што он обижал, велел повесить, которой и повешен, а о порутчике сказали, што он – человек доброй, то он и зделал ево воеводою. Порох – взят ли Чюмаковым – он не знает. И пушки, хотя и были, но, по неимению в них нужды, не взяты (по показанию И.Г. Юматова, Пугачев взял 9 пушек). Казны государевой не взято, что ее не было. (По др. сведениям, в казне был всего 41 рубль). Вина толпе не давали, а велел запереть. Казаки вол(ж)ские, четыре человека, пристали в ево толпу, дом разграбили воеводской, о котором сказали ему казаки, что ничево в нем и не было, а только взята одна лошадь. Салдаты в городе хотя и были, но немного, ис которых он ни одного к себе в толпу не взял.

В бытность ево в городе привели к нему объезжие ево казаки четырех человек казаков, коих он спросил: что оне за люди? И оные сказали, что-де «мы – донские казаки, а присланы-де от камандира осмотреть, какие люди в крепость взошли». Он им отвечал, что пришол государь, а потом спросил: «Велика ли ваша каманда?» И оные сказали: «Шездесят-де человек нас донских, маеор, есаул и сержант». И он, Емелька, трех казаков оставил у себя, а одного послал к ево камандиру, коему велел сказать так, как и казакам, чтоб оне, не дравшись, приклонились, а ежели дратца станут, то он их всех казнит, с чем тот казак и поехал. А коль скоро оной поехал, то он, Емелька, увидя означенную каманду, тот час с своею сволочью поскакал к оной. А как он приехал к ней блиско, то казаки тот час слезли с лошадей и наклонили знамя, сказав, что «мы тебе, государь, служить рады». Помянутой же маэор, лишь только завидал ево, Емельку, идущаго с толпою, також есаул и сержант, поскакали во всю прыть от каманды прочь, за коими он, Емелька, послал погоню, ис коей сержанта, догнав, казаки убили до смерти, а маэор и есаул ускакали. Означенных же казаков принял по их охоте в свою толпу.

Трудно сказать, что стало с мобилизованными в армию Пугачева 339 пахотными солдатами. Возможно, кого-то повесили каратели, и их тела висели до полного истлевания. Самое легкое наказание – 60 ударов палкой. После поражения Пугачева под Царицыным пленных пугачевцев колоннами вели связанными из Саратова через Петровск на Пензу для суда над ними, который производил граф П.И. Панин. До Пензы дошли немногие, большинство погибло от голода, холода и побоев. По окончании боев по территории Петровского уезда проходил карательный гусарский отряд полковника Ивана Григорьевича Древица. Он писал графу Панину 17 сентября 1774 года, что «везде по деревням и селам мужиков збирал», зачитывал им обращение правительства к крестьянам и приводил их к присяге. Во всех селах и деревнях полковник Древиц оставлял для чтения печатные обращения правительства к крестьянам. «Те, кои в жилищах находятся, дома, ис крестьян, показывают жалостной вид обо всем происшедшем и обещаются быть верными подданными по-прежнему, – информировал Древиц. – Однако ж ни одного села и деревни нет, ис которой бы от двадцати до двух и трех сот душ не пошли з злодеями и поныне еще не возвратились. Из дворянства нигде ни одного человека не нашел; а при вспрашивании моем их мужиков объявлено было мне, что оные все перевешаны и переколоты; а были ль тому причиною их мужики, о том справляться не у кого, ибо сами мужики не признаются». Однако «в некоторых селах сыскиваются недоросли, дворянские дети, кои у мужиков для содержания розданы».

В войско Пугачева поступило по своей воле относительно немного русских пахотных солдат. Мы видели, что из Петровского уезда в отряд повстанцев записали только мобилизованных. В с. Мокром Петровского уезда из вольных крестьян никто не пристал к Пугачеву, но к нему перешли «все крепостные из соседних деревень», отмечают исследователи. Благосостояние и правовое положение государственных крестьян было предпочтительнее, чем крепостных, что удерживало их от участия в бунте. Но из числа мордвы и татар многие государственные крестьяне ушли с Пугачевым. От обид, причиненных во время насильственного крещения мордвы, и разрушения мечетей.

По нашим подсчетам, от рук повстанцев погибли в городе восемь человек и 19 – в уезде. В Петровске Пугачев казнил товарища (заместителя) воеводы секунд-майора Буткевича, его тещу Марью Ивановну, секретаря Луку Яковлева с женой Марьей Михайловной и малолетним сыном Петром, затем барабанщика штатной команды Ивана Хомутинникова, пахотного солдата Игнатия Ножкина и жену пахотного солдата Хрулева Авдотью Васильевну. В уезде пугачевцы казнили 22 человека. Среди них помещица Ирина Никитична Дурасова, младенец Лев Коптев – сын помещика Николая Коптева, корнет Михаил Шильников с женой Прасковьей Макаровной и малолетним сыном Григорием, жена сержанта Самсона Каракозова Екатерина, помещица Анисья Безобразова, помещики Николай и Василий Киселевы, прапорщики Иван Яковлев, Гаврила Власьев, Николай Чемодуров, подпоручик Федор Бекетов с женой Марьей, жена капитана-поручика Моисе Софья, пахотный солдат Фаддей Скопинцев. Среди казненных – два приказчика помещиков Киселевых и один помещичий крестьянин, вероятно, староста.

Историку должно быть интересно, что ни в Петровском, ни в других уездах не зафиксировано ни одного случая покушения на женскую честь дворянок. Что говорит о достаточно высокой нравственности повстанцев. Насилие над женщиной они считали грехом, а вот убийство – нет. Убийство помещика, его жены и детей имело «практический» смысл. «Вот перебьем господ вместе с наследниками, выведем их под корень, и станем свободными, – рассуждали повстанцы. – Если же оставить дитя живым, оно вырастет и будет таким же мучителем, как отец». Вот почему в Петровске и уезде вместе с родителями вешали детей.

После подавления восстания Пугачева Петровск довольно скоро возвратился к нормальной жизни. В 1778 году была избрана городская дума, организовалось Дворянское собрание, а 7 ноября 1780 года город с уездом вошел в образованное Екатериной II Саратовское наместничество.

В «Дорожном месяцеслове на 1776 год с описанием почтовых станов в Российском государстве» (СПб, 1776) говорится о том, что на саратовско-пензенском участке Московской дороги существовали следующие почтовые станы, считая от Саратова: при реке Курдюм, Сокурский умёт, Озерский умёт, Петровск, умёт на р. Няньге между д. Варыпаевкой и Славкино (ныне с. Ключи Малосердобинского района), умет в степи на столбовой дороге (ныне д. Волхон-Умет Кондольского района Пензенской области), с. Кондоль, с. Борисовка (ныне Ленино Пензенского района), Пенза. На каждом стану содержали для почты четыре лошади, за которые отвечали уездные власти. Был в Петровске и свой почтмейстер…