Со времени казанского и астраханского походов Ивана Грозного Дикое поле к югу от Оки до Северного Кавказа Москва считала российским. Но у крымских ханов на это существовала своя точка зрения. Не желая мириться с новой исторической реальностью, они поощряли, либо смотрели сквозь пальцы на грабительские набеги племен Приазовья и Кубани на русские земли. Неспокойно было и на Кубани, слывшей «крымским Доном» для обиженных правителями Крыма родственников хана. Живя на Кубани, они высокопарно именовали себя салтанами (т.е. царями) и для поддержания своего великолепия постоянно нуждались в деньгах. Чтобы их получить, кубанцы грабили окраины Русского государства и продавали награбленное на черноморских рынках. Главный объект разбоя – мирные жители. Внезапное нападение, захват в плен, быстрый отход – вот вся тактика налетчиков. На Руси существовал даже особый налог – полонные, или полоняничные деньги, собиравшиеся авансом для выкупа невольников.

Русских пленников продавали толпами на анапских рынках. Покупатели связывали живой товар, набивали им трюмы кораблей и увозили в дальние края. Русская окраина обезлюживала. Персидский шах Аббас в 1620 г. выражал удивление русскому послу: неужто в России еще остались жители? Крымский хан смотрел на шалости своих детей и племянников по-отечески добродушно, давая понять послам северного соседа, заявлявшим очередной протест по поводу очередного набега: кубанские салтаны-де отбились от рук и меня не слушаются, как не слушаются порой московского государя донские казаки. И то верно: Стенька Разин ходил «за зипунами» в Персию, почему бы кубанским салтанам не сходить за оными на Хопер или Медведицу?

В Москве было хорошо известно: пока за спиной кубанцев стоит крымский хан, а у того – Турция, юго-восточная украйна России будет пустовать. Сколько ни нарезай в Диком поле угодий своим подданным, все пахари окажутся в трюмах кораблей работорговцев. Между тем, царская казна нуждалась в деньгах, и власть не могла мириться с тем, что тысячи исправных налогоплательщиков крестьян ежегодно исчезали за курганами Дикого поля. Азов – вот корень зла! – решили в Москве.

Петр не рассчитал. Россия не имела достаточно сил для реализации масштабного замысла, а главное, царь вскоре охладел к крымским делам, его пленила Европа, указавшая на «более достойного» противника, шведского короля. Но это уже другая история. А пока... В 1693 году на Саратовский край в очередной раз напали кочевники, предав огню окраины Саратова. Может быть, этот набег подтолкнул царя к решению немедленно штурмовать Азов? Во всяком случае, первый поход на него, неудачный, начался уже в апреле 1695 года. Из переписки государя и других сановников видно, что большие потери среди русских понесены не столько под Азовом, сколько при возвращении в Москву от налетов татарской конницы на арьергарды русских войск. И мы не должны исключать вероятности того, что царь мог распорядиться о постройке слобод на Медведице, Хопре и Сердобе для защиты тылов на случай нового похода, к которому он стал готовиться тотчас по возвращении с южных берегов.

Ревизские сказки солдат города Петровска (1722–1727 гг.) изобилуют указаниями на то, что часть первопоселенцев прибыла сюда еще в 1695-м. То есть Петровск как слобода мог возникнуть, наряду с другими слободами, до второго Азовского похода. Однако данный источник в этом смысле не является абсолютно надежным. Необходимо обратиться к событиям на Медведице, происходившим спустя год-другой по окончании второго Азовского похода. Как пишет историк, в феврале 1696 г. Петр отправился в Воронеж на строящуюся верфь. Туда и в соседние города согнали 20 тысяч плотников, поставив задачу соорудить 1300 стругов, на которых армии предстояло плыть в Азов и блокировать город с моря. Одновременно в Воронеже сосредотачивались войска для марша на юг. 3 мая Петр отправился с ними по Дону к турецкой крепости. Грянули десятки пушек, и 19 июля Азов пал, отбиты все атаки кубанской конницы. Интереснейшие подробности боев под Азовом даны в «Беляевском летописце», поэтому на них не будем останавливаться. 15 августа царь поехал в Москву, оставив в разрушенном городе 8 тыс. солдат, и прибыл в первопрестольную в последних числах сентября. А в октябре состоялся приговор Боярской думы о строительстве флота и переводе в Азов 3 тысяч пехотинцев с семьями. По-видимому, в этот же раз Петр обсудил с боярами вопрос о безопасности азовских тылов. Далекий от центра России полуразрушенный город в одиночку не мог выжить.

Продвинув дело по укреплению Азова, царь отбыл 9 марта 1697 года в Европу с Великим посольством. В Москву он вернулся в августе к следствию по делу о стрелецком бунте. Судя по всему, с отъездом Петра в завоеванном городе стройка шла ни шатко, ни валко. Не хватало дерева, а нужно было ремонтировать корабли, возводить жилье, склады, укреплять гавани, обжигать кирпич для восстановления разрушенных крепостных стен. Намечалось строительство крепости в Таганрогской бухте, где базировались суда. На все это требовалось огромное количество леса. Его можно было получить, сплавив по рекам из лесистой части России. Одним из пунктов, обеспечивавшим потребности Азова в древесине, стала Сердобинская слобода Пензенского уезда, нынешний Сердобск, основанный сторожами корабельных лесов в 1698–1699 годах.

Между тем с лета 1697 года, получив приказ идти на Москву и Великие Луки, из Азова стали возвращаться стрелецкие полки Чубарова, Черного, Колзакова и Гундермарка. После отбытия стрельцов Азов стал малолюдным, возникла необходимость в пополнении гарнизона. По-видимому, в то же лето царь подписал указ о переводе служилых людей с пензенской и симбирской засечных черт в Азов, а также в Петровск на Медведице и Новопавловск на Вороне. Пожалуй, самым известным актом, проливающим свет на появление Петровска, является опубликованная в «Трудах Саратовской ученой архивной комиссии» (т. 1, вып. 4, с.506) грамота патриарха Адриана от 6 ноября 7206 (1697) г., велевшего возвести в нем церковь во имя святых Бориса и Глеба. В нем патриарх упомянул об указе царя Петра от 5 ноября 1697 г., согласно которому требовалось между Пензой и Саратовом (в напечатанных текстах ошибочно указан Саранск вместо Саратова) на реке Медведице город строить, «чтобы впредь в украинные города и тех городов в уезды, и в села, и в деревни, которые поселились вновь за чертою Синбирскою, и Пензою, и Ломовскою, и Керенскою, и Шацкою, и иных городов, воинские люди не приходили и разорения никакого не чинили». Из документа ясно, для чего строился Петровск, – для защиты населения российской «украины» от набегов «воинских людей».

Итак, Петровск основан по указу царя от 5/15 ноября 1697 г. Так поняли патриаршую грамоту все исследователи, обращавшиеся к документу, в том числе А.А. Гераклитов, Г.В. Мясников, Н.Е. Кушев. Но они упускают из виду вероятность того, что царских указов по переброске войск в Азов и на Медведицу могло быть несколько, а патриарх ориентировался на последний. Так оно и было, и нам удалось найти в архиве убедительные ссылки на существование предыдущего указа от 7205 года (между 1 сентября 1696 и 31 августа 1697 годов). Он касался перевода 2023 семей служилых людей из Пензенского, Мокшанского, Саранского, Симбирского и Инсарского уездов на вечное поселение в Азов и на Медведицу. В делах Азовской приказной палаты удалось отыскать несколько выдержек из него. В первой, касающейся симбирских переведенцев, в том числе казаков, взятых с Юловского Городища, ныне г. Городище Пензенской области, говорится:

Из другой выдержки того же архивного дела можно узнать, что «в прошлом 205-м году, по ево, великого государя, указу переведено в Азов на вечное житье ис Синбирска и Саранска, с Пензы служилые люди з братьями, и с племянники, и з зятьи, и з женами, и з детьми, а дворовое строение и хлеб велено им продавать вольною ценою. И саранские и пензенские служилые люди дворовое свое строение и хлеб молоченой и в земле весь роспродали сами, а синбирские служилые люди озимой и яровой хлеб, который у них сеян, не продали, и по ево, великого государя, указу тот хлеб зжать уездными людьми».

Наконец, третья выдержка: «В 205-м году, по указу великого государя царя и великого князя Петра Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержца, ис Пензенского, и ис Синбирского с пригороды, и Инсарского уездов, ис казачьих слобод и пеших полков казаки з женами, и з детьми, и с свойственники, и з захребетники переведены в Азов и в новопостроенной город Петровской, что на Медведице, и на Хопер, и на Ворону».

Далее приводятся сведения, из каких конкретно слобод брались переведенцы. 205-й год как дата перевода фигурирует в том же архивном деле на листах 68, 70, 106. Так что не может идти речи об описке, ошибке переписчика. А вот указа патриарха после его перепечатки в «Трудах Саратовской ученой архивной комиссии» никто за последние сто лет не видел «живьем». Между тем публикаторы, напечатав «Саранск» вместо «Саратов», дали повод сомневаться в точности передачи текста.

Есть целый ряд косвенных данных, позволяющих считать причиной основания Петровска завоевание Азова. На это указывает само название, восходящее к имени царя. Первый – неудачный – штурм турецкой крепости в 1695 году произвел на Петра удручающее впечатление. Об этом пишут все его биографы. Вряд ли в такой ситуации царедворцы рискнут подсказать идею строительства «именного» города: не то настроение. Другое дело, победный второй поход 1696 года, праздновавшийся в Москве с невиданным размахом. Психологически это самый удобный момент для внесения на рассмотрение Петра столь лестного предложения. Даже можно угадать, кто из приближенных стал его автором, – боярин Борис Алексеевич Голицын, начальник приказа Казанского дворца в 1684–1705 годах. Он посещал эти места летом 1696 года. «А боярин князь Борис Алексеевич Голицын ходил водою и был в Понизовых городех, – сообщает «Беляевский летописец». – И на Царицыне хотели перекопывать реку (строить Волго-Донской канал), а посошных людей (набранных на работы) было всех городов 35000. И ничево они не сделали – все простояли напрасно». Боярин еще раз приезжал в Петровск в 7207-м году, отдав распоряжение о межевании угодий служилых людей и помещиков, о чем будет сказано ниже. Похоже, Голицын лично курировал строительство Петровска исключительно из-за того, что город носил имя царя.

Часть переведенцев направлялась в Павловск на реке Вороне. Всего в Пензенском, Саранском, Инсарском и Симбирском уездах служилые люди были выселены из 49-ти слобод. Они оставили пашни 49410 четей в поле, а в дву по тому ж (около 80 тыс. гектаров), сенных покосов 1496 десятин, а кроме того, лесные и другие угодья. С 1697 по 1702 годы переведено в Азов, Петровск и Павловск 7165 казаков. Общее количество переведенцев только мужского пола, включая представителей других видов служб, по-видимому, достигало 10 тыс. человек, а вместе с женщинами – 20 тыс. Об этом говорит общее количество оставленных дворов – 2980 (только казачьих!). Последние переведенцы пришли на Медведицу в 1702 г. В тот год в Колоярскую солдатскую слободу, что за Пензой на Суре, явились из Петровска солдаты – прежние жители Колоярской – «з женами и з детьми… для взятия своего хлеба, который был не обмолочен».

Одновременно в 1700–1702 годах шел набор солдат на Генеральном дворе в селе Преображенском под Москвой. «Новоприборных людей», обмундировав, отправляли в Азов, под Царицын, в другие «низовые» города, в том числе в Петровск. Таким образом, комплектование петровского гарнизона происходило двумя способами: путем прямого перевода с мест прежнего жительства и через Генеральный двор села Преображенского.

В апреле 1699 г. Петровск уже именуется «новопостроенным», с воеводой Андреем Андреевичем Вестовым во главе. Его строили служилые люди и узинская мордва. Думный дворянин Степан Богданович Ловчиков постоянно торопил Вестова, предупреждая, что «по весне будут переведены в прибавку в тот город Петровской» новые переведенцы, которым следовало отмежевать землю. Речь шла о переведенцах из слобод Юловской, Саранской, Вазерской, Пензяцкой (Бессоновской), Ямской, Колоярской, Сандерской, Пыркинской, Кутлинской и других. В 1702 г. была учинена перепись дворов сел и деревень, откуда служилые люди были переведены в Азов и Петровск. Целый ряд документов этой переписи хранится в Российском государственном архиве древних актов (ф. 1209, оп. 4, е.хр. 5186, 622 листа). По ним можно видеть, какие трудности преодолевали переведенцы, как ловили беглецов и сколько переведенцев умерло от болезней, кому достались дворы служилых людей, скот и другое оставленное имущество и т.д. Это большая и отдельная тема. Но и сейчас уже можно констатировать, что почти все слободы и деревни служилых людей достались представителям крупнейших дворянских фамилий. Это Голицыны и Нарышкины, Головины и Головкины, Салтыковы и Бутурлины, Засекины и Ловчиковы, многие другие дворяне «московского чину». Поживился за счет переселенцев и уже известный нам боярин Борис Алексеевич Голицын. Он занял своими крепостными старинное казачье село Труёвское Городище и село Никольское на р. Труёв нынешнего Кузнецкого района Пензенской области. Его брат Петр Алексеевич Голицын выпросил у царя Пелетьминскую слободу на Суре. Поживились и двоюродные братья Голицыных.

Попытки переведенцев побега в родные места жестоко пресекались. Многие добросердечные крепостные крестьяне, не по своей воле занявшие чужие дома, пускали в свои избы бывших хозяев, бежавших из Азова или Петровска. Вскоре последовал указ не пускать во дворы беглецов под страхом жестокого наказания. Запрещено было им занимать и пустые дворы. За это головой отвечали «выборные» – старосты и сотские. «А по скаске выборного Василья Микитина в тех де пустых дворех после переведенья казаки не живали и ныне в них… никаких пришлых людей нет, – отписывал в Москву правительственный чиновник, посетивший Юловское Городище (ныне г. Городище Пензенской области) с целью проверки выполнения указа. – И великого государя указ о переведенцах об азовских беглецах он, выборный, и все крестьяне слышали, а буде они с сего числа учнут у себя каких переведенцев держать и изведав за кем хто, а не известит, и тому безо всякие пощады смертная казнь».